И нет тебя дороже - Галина Грановская

Но прошла неделя-другая, она стала успокаиваться и снова начала наблюдать сквозь тюлевые шторы за окнами квартиры в доме напротив. Обычно на лето мать отправляла ее к бабушке в деревню, но уже два года как бабушка умерла, ее домик был продан, и Вероника все лето парилась в городе, сидела дома, томясь от скуки, не зная, чем заняться. А теперь вот еще и тряслась от страха, боясь встретить Руслана.

Нет, после той ночи Руслан не сразу предъявил права на ее тело и на ее жизнь. Возможно, вначале он просто не придал значения происшедшему, девиц, шмыгающих ближе к ночи в его подъезд, хватало. Веронике стало казаться, что он уже позабыл о ней, стала понемногу успокаиваться. Но она ошибалась. Она ему запомнилась. В один прекрасный день, когда лето уже кончилось и она снова стала ходить в школу, он как-то подстерег ее в подъезде, и, упершись рукой в стену, преградил дорогу. Отчего это она к нему больше не заходит? Нехорошо после всего, что между ними было. Уроков много задают, пролепетала она, то краснея, то бледнея от страха. Ну, я мог бы тебе кое в чем и помочь, двусмысленно улыбаясь, произнес Руслан. И вдруг обнял крепко за плечи, засопел и потерся своей редкой, неопрятной щетиной о Вероникину щеку, ободрав ее. Приказал почти ласково: придешь сегодня в шесть, поможешь стол накрыть. А глаза были, как у рыбы, светлые, почти белые, и злые-презлые.

Ей стало жутко. Она не хотела идти, но не посмела ослушаться. Потому что не было никого в целом свете, с кем бы Вероника могла поделиться своими страхами. Никого, кто мог бы ее защитить. И в самом деле, кому о таком расскажешь? Кому она могла тогда пожаловаться, кому могла рассказать о Руслане? Отца у нее не было. Матери? Об этом и речи не могло быть. Мать была всегда занята только собой. Всегда равнодушная и холодная, как тот айсберг, что в песне. Вероника не помнила, чтобы она хотя бы раз в жизни погладила ее по голове или сказала что-нибудь ласковое. Или хотя бы Верочкой назвала, как бабушка. Она всегда говорила с дочерью так, словно та в чем-то перед ней провинилась. О квартире в доме напротив и о том, что там делалось, невозможно было говорить даже с Наташкой. Та могла проболтаться. Да что – могла? – наверняка проболтается! А Вероника больше всего боялась, что в школе узнают. Будут шептаться, посмеиваться за спиной. При одной этой мысли ее охватывал стыд и страх. Такой же стыд и страх сопровождал ее во время тайных посещений квартиры Руслана и во время ее поездок с ним. Несколько раз он брал ее с собой за город, куда ездил «по делам». Запомнилось, как однажды они ночевали в какой-то запущенной берлоге, под стать которой были и грязные, неухоженные хозяева. Спали на каком-то одеяле в подозрительных пятнах и таким же укрывались. Еще ездили к Федьке, который жил с родителями в пригороде около самой железной дороги, и тогда она звонила со станции домой, отпрашиваясь на ночь «к подруге». Мать иногда соглашалась, но, случалось, и возражала. В таких случаях какая-нибудь девчонка из штыревской компании – обычно Ольга – брала трубку и голосом отличницы-паиньки, но кривляясь при этом и глупо тараща глаза, начинала уговаривать мать позволить Веронике переночевать «у нее». В ход шла всякая чушь, вроде того, что они фильм по телевизору смотрели (к контрольной готовились, выкройки делали), а когда посмотрели на часы, то оказалось, что уже поздно ехать домой. Обычно трюк этот срабатывал.

Вероника училась хорошо только в младших классах, в старших была середнячком, а к концу школы, вообще съехала. «О чем ты думаешь? – отчитывала ее классная. – Как экзамены собираешься сдавать?» Классная ее недолюбливала. Как и многие другие учителя, считала ее тупицей, у которой только мальчики на уме. Впрочем, кто и когда любил Веронику, ну, кроме бабушки?

И вдруг все кончилось. Именно вдруг. Одним ранним июньским утром Руслан исчез, а его квартира была опечатана милицией. Вероника долго поверить не могла, что снова стала свободна, что ей не нужно теперь вечерами пробираться тайком в квартиру, которая была ей также ненавистна, как и ее хозяин. Сел за наркотики, услышала она во дворе. За наркотики? Она замечала, конечно, странности в поведении штыревских гостей, но ей он никогда такого угощения не предлагал. Жалел? Или боялся, что она кому-нибудь проболтается? Этого она так и не узнала. Может быть, он писал об этом в том письме, которое спустя некоторое время принес ей Федька. Но она его даже не открыла. Изорвала его, не читая, в мелкие клочья.

И вот этот урод снова на свободе.

Всю первую пару Вероника просидела как в полусне. Вместо того чтобы записывать лекцию, рисовала цветочки на полях тетрадки с конспектами. Этот звонок от Руслана, его угрожающий тон – это и в самом деле только цветочки, и страшно подумать, какие ягодки ждут впереди.

– В горы идешь?

Она сначала даже не поняла, что вопрос к ней. Сидящий впереди Антон Гуменюк обернулся и вопросительно таращился на нее своими голубыми глазками-пуговками.

– В субботу, – напомнил.

Ах, да. Только и разговоров в группе, что об этом походе. Поход, поход… просто как дети. Деньги на билеты собирают. Разбираются, кто с кем будет ночевать в палатках.

В сентябре с ночевкой в горы идти! Еще не хватало ко всем неприятностям воспаление легких заполучить. Приключений им захотелось. А ей приключений не хочется. У нее в жизни и так приключений выше головы. А с возвращением Штыря все пойдет по новому кругу.

– Чего молчишь? – Антон все еще пялился на нее. – Здорово будет…

Вот пристал как репей!

– Тебе-то что, не все равно, иду я или не иду? – вскипела Вероника.

Хотела еще пару ласковых добавить, чтобы отвязался, но вдруг передумала. Не Гуменюк причина того, что у нее сейчас не жизнь, а сплошная депрессия. Незачем отталкивать тех, кто питает к тебе симпатию, никогда не мешает иметь рядом такого вот безвредного поклонника, пожирающего тебя глазами. Хотя Антон всех пожирает глазами. И Светку Машкину, и Боцманову, и даже Лазаревскую. Но никто не хочет с ним встречаться. Интересно, была ли вообще у него когда-нибудь девушка? Вряд ли. Девственник еще, наверное. Эта мысль неизвестно почему вдруг позабавила Веронику и она, улыбнувшись Антону, примирительно произнесла:

– Конечно, иду.

И добавила с невинным видом:

– В палатку ночевать возьмешь? У меня своей нет.

Гуменюк с минуту ошалело хлопал глазами, не находя слов. Он всегда тормозил с ответом. Растерялся, толстый домашний дурачок.

Вероника отвернулась. В самом деле, может быть, и вправду пойти? Отвлечься, расслабиться. И хорошенько все обдумать. Должен, должен быть какой-то выход. Столько времени прошло, все изменилось, она уже не та глупая девочка, которую Руслан оставил во дворе своего дома перед тем, как исчезнуть на несколько лет. Теперь она поумнее и сможет постоять за себя. В самом деле, все будет нормально.

Но снова прокручивая в голосе создавшуюся ситуацию, вспоминая в подробностях тот период своей жизни, все отчетливее понимала – не будет. Злопамятный и мстительный, Штырь не оставит ее в покое. Как только объявится в городе, сразу же все выяснит – и действительно ли она поступила в университет, и какой у нее факультет, и какая группа… Он обязательно это сделает, можно не сомневаться. А узнав, где она учится, легко вычислит, что никакого мужа-студента у нее нет. Как? Просто поговорит с ее однокурсниками, он хитрый, он такой проныра, может, когда ему нужно, казаться и умным и хорошим. И о Лёне все разузнает. Что с того, что о нем знает лишь Петухова, которой ничего не известно о Штыре и которую знать не знает Штырь. Устроит слежку и через неделю-другую все ему будет ясно. Что Лёня не студент и, главное, никакой ей не муж. Узнает и то, что у доктора уже имеется жена. Конечно, все это будет непросто сделать, поскольку открыто они по улицам с Лёней не гуляют, но ведь все-таки довольно часто встречаются. Бывают в кино, недавно ездили в загородный ресторан. Если Руслан обо всем этом пронюхает, всем этим тайным встречам быстро придет конец. Ох, нет, лучше она сама их прекратит, иначе не только ей, но и Лёне достанется. Руслан страшно ревнивый, однажды избил Федьку за какую-то глупую шутку в ее адрес. А сколько раз ее награждал пощечинами за один только случайный взгляд в сторону мужчин! Это было хуже пинков и тумаков – ладонью по лицу. Она, если случалось с ним куда-то пойти, в гости, в ресторан, или поехать на пляж, и глаза-то боялась поднять, чтобы не спровоцировать очередной приступ ревности.

А что, если он уже здесь? Вероника похолодела. Что если уже поджидает ее прямо сейчас у входа в университет, пока она тут на лекции сидит? Он мог ее обмануть – он всегда обманывал, когда это было ему нужно, – и приехать раньше. Чтобы посмотреть, чем она тут занимается. И ждать у входа ее вполне мог. Веронику едва не затрясло. Как она ни старалась убедить себя, что Руслана в городе нет, пока еще нет, страх почти парализовал ее. Как, как от него отделаться? Боже, что бы она только сейчас не отдала, лишь бы никогда не знать о существовании Руслана Штырева по кличке Штырь!